Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

Да, ополченцы сегодня одновременно и защитники города, и его власть.

- Мы буквально заставили некоторых бизнесменов не уезжать. Говорили торговцам продуктами: уедете - лучше не возвращайтесь, - рассказывает комендант станицы Луганской Николай Витальевич Хусточкин, которого бойцы называют "батей". - Если бы мы не поступали так, сейчас бы в городе был бы уже настоящий голод.

Впрочем, призрак голода всё равно всё явственнее проглядывает из пустеющих с каждым часом прилавков оставшихся магазинов.

На линии фронта и за ней

Едем развозить по Луганской гуманитарную помощь, собранную журналистами и читателями "Свободной прессы". Приехать просто журналистом в такое время мне показалось недостаточным, даже немного стыдным.

Парадокс в том, что попасть в Луганскую можно только минуя линию обороны ополченцев - "передок". Станица сейчас - нейтральная территория. "Укропы" не рискуют заходить в неё, потому что население здесь настроено к ним резко враждебно. Кроме того, через Северный Донец сюда удобно совершать партизанские рейды ополченцам, которые закрепились на соседнем высоком берегу.

- А мы специально не заходим в Луганскую, иначе её бы давно уже разнесли подчистую, - объясняет Хусточкин.

"Передовая", "линия фронта" - ещё несколько месяцев назад казалось, что эти слова из множества читанных мной книг о Великой отечественной войне так навсегда и останутся для меня книжными. И вот они обозначают реальность, с которой мне придётся столкнуться.

Словно бы сам воздух сгущается, тревожной вязью наматывается на колёса, чем ближе мы "к передку". Впрочем, ополченцы рядом со мной по-прежнему беспечны на вид, грубовато, но беззлобно подначивают друг друга.

Над лобовым стеклом болтается резиновый петух-игрушка с петлёй на вытянутой шеей. И откуда он тут взялся? На петухе розовым маркером выведено: "Ляшко".

Молодой обаятельный парень в сомбреро с позывным Доцент резко сжимает петуха. Тот отзывается испуганным взвизгом. Мы дружно смеёмся. "Ляшковщина" это словечко я не раз слышу от ополченцев. В нём за внешней ироничностью проглядывает не просто презрение к одному из самых одиозных "майданщиков". В нём собралось всё неприятие тех извращённых западных ценностей, которые киевская хунта пытается навязать Украине.

"Газель", на которой мы едем, ополченцы называют "тачанкой".

- Почему "тачанка"? - спрашиваю, улучив минуту.

- Это - легендарная машина, - отвечает ополченец Алексей Ратибор. - Мы с неё три БТРа подрезали.

Подрезали - значит, уничтожили или вывели из строя. Сила ополченцев - в мобильности. Из тех городов и посёлков Луганской народной республики, которые заняла украинская армия, местные жители по телефону сообщают о передвижении колонн бронетехники правительственных войск. Миномётные расчёты срываются из Луганска, чтобы с наиболее выгодных позиций обстрелять противника. Нанеся удар, "тачанки" уносятся в безопасные места. А снаряды "укров", чаще всего, летят в пустые кусты.

И вот мы на блокпосту у моста через Северный Донец. Останавливаемся на несколько минут. Мешки с песком, бетонные плиты, груды покрышек, раскуроченное, выплеснувшее свою убойную силу железо. Над всем этим вьются на горячем ветру знамёна. Одно - с ликом Иисуса Христа, а неподалёку тоже святое для нас, русских, красное знамя Победы.

И всё же как-то трудно поверить, что вот он и есть передний край, что за маслянисто сверкающим Северным Донцом может показаться танковая колонна или пехота противника. Пока что оттуда изредка приезжают обычные легковые автомобили. Ополченцы в балаклавах и без осматривают их, пропускают в Луганск. Гибридная война.

- Когда украинские штурмовики бомбили станицу, один заход они сделали и на этот блокпост, - рассказывает Алексей Ратибор. - Получилось так, что ракеты, упавшие в "зелёнку", разорвались. А те, что ударились об асфальт - нет. Хотя чаще бывает наоборот. Так вот, - взорвись эти ракеты на дороге, ничего бы от блокпоста не осталось.

Моё внимание привлекает сидящий у обочины на корточках человек. На его шею повешена картонка с надписью: "Я - мародёр".

Ополченцы вечерами патрулируют станицу, пытаясь не допустить грабежей оставленных жителями домов. Однако не всех подонков это останавливает.

- Не делал я ничего, меня из дома забрали, - начинает канючить задержанный, видя наведённый на него фотоаппарат.

Интересуюсь у командира блокпоста Константина, что его ждёт.

- Немного "поучим" его, а потом отправим рыть окопы или "в избушку" пошлём. ("Избушкой" ополченцы называют бывшее здание СБУ, где теперь располагаются силовые органы ЛНР - А.П.) К тем, кто просто грабит дома, мы ещё помягче относимся. А вот бывает, что из разрушенных бомбами и снарядами домов пытаются что-то утащить у людей, у которых и без того горе огромное. Вот к таким никакого снисхождения быть не может.

В станице мне передают составленный главой поселкового совета список тех, кому мы будем передавать гуманитарную помощь. В нём много ветеранов Великой Отечественной войны. Напротив имени Падалки Иосифа Романовича простая и страшная надпись от руки: "Погиб 02.07.2014г. во время авианалёта на улицу Москва-Донбасс". Думал ли ветеран, что убьют его на своей земле, которую он защищал 70 лет назад, да ещё и по приказу тех, кто считает себя украинской властью...

Мы завозим "гуманитарку" престарелой чете Черепахиных. Иван Алексеевич - тоже ветеран войны, которая закончилась для него в сентябре 1945 года на Дальнем Востоке.

Заносим коробки с консервами, крупами, подсолнечным маслом. Старики говорят нам слова благодарности, но видно, что мысли их о другом.

- Нам бы хоть помереть спокойно, чтоб мир был, - причитает скороговоркой супруга ветерана. - С нашим здоровьем никуда уже не уедешь... Жара такая, а ребятки там, в окопах мучаются...

- Не могу понять, как же так, ведь свои своих убивают, - вступает в разговор Иван Алексеевич. - Мы ведь раньше в одних окопах сидели и с теми, кто из Киева, из Чернигова, а теперь наших детей и внуков врагами сделали. Плохо, очень плохо.

Он гладит жмущуюся к нему лохматую собачку, глядя невидящим взглядом в сад.

Мы раздаём помощь ещё нескольким ветеранам и малоимущим семьям. Каждый раз первоначальная настороженность или даже страх при виде вооружённых людей сменяется радостью вперемешку с горечью.

Чуть ли не каждый день в станице появляются всё новые разрушения. Люди подавлены, им всё труднее справляться с постоянным ожиданием худшего. Характерная картина - по улице идёт женщина и плачет в телефон. Услышав грохот, она вздрагивает и озирается, пытаясь определить, с какой стороны стреляют.

На одной из улиц - разбитый автобус, с лужами крови на сиденьях и на полу. По окровавленным осколкам на земле ползают жирные неторопливые мухи.

Голый по пояс человек шваброй осторожно выбивает остатки стёкол из рам.

Четверо погибших и шестеро раненых. Увезли уже всех в больницу. - Рассказывает водитель, молодой парень с отстранённым взглядом. - Снаряд у самой маршрутки взорвался. А меня лишь чуть-чуть осколком по ноге чиркануло.

- Ну, со вторым днём рождения тебя,- говорит кто-то из ополченцев.

Напоследок заезжаем в Центральную районную больницу. Ополченцы взяли своего рода шефство над ней, подбрасывают продукты и лекарства по возможности. Спрашиваю, что с раненными из автобуса. Они, получив первую медицинскую помощь, уже разошлись по домам.

- Мало кто на ночь из больных остаётся, - рассказывает заведующий хирургическим отделением Максим Павлов. - Боятся люди, дома им почему-то спокойнее. Может быть, подвалы крепче.

Врач разговаривает с нами внешне спокойно, даже доброжелательно, но при этом как будто всё время пытается про себя ответить на какой-то тяжелящий душу вопрос.

Около половины врачей больницы, по словам Максима Павлова, уехали в безопасные места или уволились из-за того, что уже второй месяц им не платят зарплаты. Остались в основном те, на кого и в мирное время можно было положиться.

Мы выгружаем "гуманитарку", складывая продукты на носилки и больничные тележки. Я думаю, что, возможно, уже через полчаса на этих носилках окажется очередной раненный станичник или ополченец.

Здесь плохих людей не бывает

С высокого берега открывается почти мирный вид на поля и холмы за рекой. Вот он и есть передний край обороны ополченцев. Впрочем, если бы не вырытые экскаватором траншеи, кое-где прикрытые сверху бетонными плитами, можно было бы и не догадаться, что здесь линия фронта. Сегодня необычно тихий вечер, только раз громыхнуло в соседней лесополосе - разорвался снаряд "Града", повалив мощное дерево.

Солнце склоняется к земле. Коричневатый дым тянется с дальних холмов, наползая на подсвеченный тревожным закатным светом памятник князю Игорю у дороги.

- Наши "Грады" обработали сегодня позиции "укров", - рассказывает Алексей Ратибор. - Старушка там недалеко живёт, рассказывала нам, как оттуда целыми машинами, из которых торчат руки и ноги, вывозят трупы украинских военных.